Рубрики Мнoгo рисую, читaю, смoтрю пoзнaвaтeльныe пeрeдaчи и сижу в сaмoизoляции
— Влaдимир Виктoрoвич, в нaчaлe, вoпрoсы, нa злoбoднeвныe тeмы, пoтoму чтo тeкущиe сoбытия, связaнныe с кoрoнaвирусoм COVID-19, втoрглись в жизнь людeй вo всeм мирe, сaмым пeчaльным oбрaзoм. Дистaнцирoвaться oт ниx сeйчaс нeвoзмoжнo дaжe в юбилeй… Кaк вы пeрeживaeтe кaрaнтин?
– Ктo бы мoг пoдумaть, чтo мир прaктичeски в oднoчaсьe мoжeт стaть иным?!. Я чeстнo сижу в сaмoизoляции. Прoдoлжaю рaбoту нaд кoмпьютeрнoй грaфикoй, гдe мнoгo мoeй живoписи, для мoeгo нoвoгo спeктaкля пo Мoцaрту, кoтoрый, увы, в aпрeлe нe сoстoится. Кoнeчнo, мнoгo рисую, читaю, смoтрю пoзнaвaтeльныe пeрeдaчи и нoвoсти, пoявилoсь дaжe врeмя пoсмoтрeть кaкиe-тo кинoнoвинки в Ivi. Вoт и интeрвью дaю в рeжимe удaлeния!
— Спeктaкли, кoтoрыe дoлжны были пoкaзывaться в Бoльшoм тeaтрe кaк рaз в эти дни в чeсть вaшeгo юбилeя, oтмeнeны oкoнчaтeльнo или пeрeнeсeны нa oсeнь?
— Oчeнь нaдeюсь, чтo мoй нoвый спeктaкль «И вoссияeт вeчный свeт» нa музыку Мoцaртa увидят зритeли и в Кaзaни, и в Мoсквe. Oн гoтoв – oстaлoсь тoлькo прoвeсти прeдпрeмьeрныe сцeничeскиe рeпeтиции. Я и сeйчaс пoстoяннo думaю o eгo вoплoщeнии, o свoeй рoли в нeм, o сoeдинeнии рaзныx кoмпoнeнтoв в eдинoe цeлoe. Вeдь тaм пoмимo музыки Мoцaртa и oркeстрa, сoлистoв, xoрa и бaлeтa, eсть и джaз, и стиxи. Xoтeлoсь бы, чтoбы к oсeни мир мoг вeрнуться к нoрмaльнoй жизни, и мы смoгли бы пeрeнeсти прeмьeру этoй пoстaнoвки нa новый сезон, как это уже сделал Пермский театр, который отложил до октября открытие конкурса «Арабеск» и премьеру обновленной версии моей «Анюты», где я также планировал выйти на сцену в одной из ролей. Хотя в день моего юбилея 18 апреля на сайте Пермского театра покажут запись открытия конкурса Арабеск 2016 года — вечера современной хореографии на тему творчества Гоголя в рамках моей Творческой мастерской. А если ситуация с карантином позволит, московские зрители увидят в мае мою недавнюю по времени музыкальную постановку «Блуждающие звезды», сделанную для ансамбля «Алтай» по одноименному роману Шолом-Алейхема, в которой и вокал, и современный танец, и танго, и еврейский фольклор.
– Как вы думаете, чем обернется для людей опыт самоизоляции? Многие говорят о том, что мир уже будет делится на эпоху до пандемии и после… Мир, по вашему мнению действительно изменится?
– Мир уже изменился. Он изменился еще до вируса. Вирус напомнил нам, насколько хрупок наш мир, насколько уязвимы мы сами. Может быть, это – весточка людям и посыл, о чем нужно действительно серьезно задуматься. Последние годы казались каким-то безумием – «холодные» и «горячие» войны, угрозы друг другу, разрушение всех устоев и правил. Даже культура, которая всегда спасала мир, кажется, стала в мире чем-то второстепенным. Вопрос «куда мы идем», уверен, волнует сейчас большую часть людей разумных.
Владимир Васильев. Фото Марины Панфилович.
— Давайте в дни вашего юбилея, вспомним с чего все начиналось, ваш путь в балет… Ведь вы были обычным мальчишкой и пошли заниматься танцами в дом пионеров, насколько я знаю, без разрешения родителей… Неужели тогда почувствовали свое предназначение?
– Счастливый случай и замечательный первый учитель Е.Р.Россе, которая похвалила меня и благословила учиться танцу профессионально.
— Вся ваша личная и творческая жизнь связана с Екатериной Максимовой… С ней вы были знакомы с самого детства. Все в один голос говорят об уникальности вашей пары, и многие очевидцы ваших выступлений, с которыми я разговаривал, признаются, что такого слияния и взаиморастворения в дуэте им больше в жизни видеть не приводилось. Как вы считаете, то, что вы с ней встретились — это предначертание судьбы или случайность? Более широко, в каком-то смысле, вы фаталист? И задумывались ли вы, например, над тем, как бы могла сложиться ваша творческая жизнь, если бы вы не встретились?
– Творческая жизнь каждого из нас, конечно, сложилась бы и независимо от нашей встречи, ведь наша любовь началась, когда мы уже выбрали свой путь и получили профессию, а поженились мы в конце третьего сезона в Большом, когда и Катя, и я стали заметными солистами в театре и получили признание. Но вот что касается дуэта, о котором вспоминают многие, то это наше единение и на сцене, и в жизни было особенным. По крайней мере, для нас двоих. Мне не очень нравится слово «фаталист»: в нем слышится какая-то мрачная предрешенность. Я — оптимист, и мне кажется, что многое зависит и от самого человека, его воли и решимости. Ведь ради чего-то нам даны были разум и сила духа.
— Насколько я знаю, у вас была целая армия поклонников, так называемых «сыров», говорят, самая многочисленная, из всех артистов в то время работающих в Большом театре (такая же по численности группа поклонников была только у Майи Плисецкой). Причем, как мне рассказывали, странным образом эти люди, конкурировали с партией поклонников вашей жены Екатерины Максимовой… Дружили ли и общались ли вы со своими поклонниками?
– Я и не знал, что это было так. Это были годы, когда у каждого значимого артиста была группа поклонников, и они были очень активны. Тогда не было интернета, и их общение с их любимыми артистами было возможно через письма. Мы получали их в огромном количестве. Большинство из них были восторженными, очень доброжелательными. Но были такие, которые в своей любви к одному артисту, относились непримиримо к другим. Катины поклонники писали ей что-то неприятное обо мне, или наоборот, мои поклонники почему-то «негодовали» по поводу Кати. Мы читали эти письма друг другу. Вспоминали, как в школе учениками мы и сами составляли соперничающие партии поклонников Улановой и Лепешинской. В большинстве случаев со своими поклонниками мы не были близки, иногда вообще не знали их. Исключения, пожалуй, составляли наши друзья, которые одновременно были и нашими поклонниками. На Западе, правда, были такие поклонники, которые ездили за нами на наши спектакли в разные страны (они могли это делать в отличие от лишенных такой возможности наших!), приходили каждый раз за кулисы, и со многими из них мы подружились. Благодаря им остались чудесные фотографии наших выступлений за рубежом, журналы и газетные вырезки о них. Так же собственно, как это делали и наши здесь, особенно фотографы – сколько было сделано и собрано ими архивных материалов и фото. Недавно разбирал архив, переданный мне после смерти одной из наших поклонниц – невероятно: все скрупулезно разобрано по ролям и датам за тридцать лет начиная с 1958 г., собрано в альбомы. Одного Спартака только 17 больших альбомов! Сколько любви, труда и заботы в этом архиве! Спасибо всем нашим поклонникам за такую их любовь к нашему творчеству!
Екатерина Максимова и Владимир Васильев в балете «Дон Кихот». Фото из личного архива Владимира Васильева.
Несмотря на запреты я часто общался с Сержем Лифарём, Рудольфом Нуреевым, Мишей Барышниковым, Наташей Макаровой…
-В свое время, многие мальчики во все мире, шли учиться балету увидев ваши спектакли. В своем недавнем интервью даже Михаил Барышников признается, что ваше творчество оказало на становление его, как танцовщика, большее влияние, нежели творчество Рудольфа Нуреева, не смотря даже на то, что педагогом Барышникова был тот же человек, что воспитал и Нуреева — Александр Пушкин. Сейчас мальчики идут в балет гораздо менее охотно. С чем это связанно?
– Удивительно, что несмотря на то, что я не стал профессионально заниматься педагогической деятельностью с танцовщиками, действительно часто слышу, что тот или иной артист выбрал свой путь в балете, когда увидел мои выступления. Я понимаю, что, например, Хулио Бокка, Алессио Карбоне или Джузеппе Пиконе еще учениками участвовали в спектаклях, в которых я танцевал в Аргентине или Италии. Там они видели и танец, и горячий прием публики, что называется «воочию». Но однажды в начале 2000-х у меня произошел курьезный случай на гала концерте в Милане, посвященном памяти Р.Нуриева, куда я был приглашен в качестве почетного гостя. В программке я прочел, что па де де из балета «Дон Кихот» в постановке Нуриева станцует пара из Аргентины (к сожалению, не запомнил их имена). Они вышли на сцену, начали танцевать, и я не мог поверить своим глазам: партия Базиля в точности совпадала с моей интерпретацией этой роли. И вообще это были в точности те мизансцены и та хореография, как у нас с Катей. Танцевали эти аргентинцы очень хорошо, что не так часто приходится видеть. После концерта на приеме, устроенном для артистов и гостей, эти ребята подошли ко мне и признались, что я — их кумир. Мальчик еще добавил, что он выбрал балет, когда увидел записи моих спектаклей. Я спросил, как получилось, что он танцевал мою версию Базиля, а в программке была указана другая. И он сказал, что они учили это па де де по записи нашего с Катей «Дон Кихота» и везде танцуют эту интерпретацию.
— Расскажите о своих встречах с Нуреевым, Барышниковым, и другими легендарными танцовщиками. С Лифарем, например…
– Серж Лифарь – для меня особый человек. Очень много сделавший для французского балета. Мы с ним очень подружились, он с восхищением отзывался о моих выступлениях, на которых присутствовал. Однажды после моего «Дон Кихота» Серж спросил меня: «Зачем вы танцуете в черном парике, ведь у Вас такой красивый свой цвет волос?» Я ответил, что ведь я танцую роль испанца, и у нас традиционно используют черный парик и особый грим для большей достоверности. Помню он сказал тогда: «Разве испанцы бывают только черноволосые? У меня в Испании много друзей со светлыми волосами». Прошло еще какое-то время, и я отказался от парика — мой Базиль стал светловолосым. Лифарь мне много рассказывал историй о балете его времени, о своих коллегах, о живописи, искусстве. Наши беседы были невероятно интересны. У меня есть его картина с очень лестным посвящением мне. Он познакомил меня с Матильдой Кшесинской, с другими интересными личностями в Париже. Серж очень хотел поставить свой спектакль в Большом, и за одну эту возможность был готов отдать бесценные дневники А.С.Пушкина. Жаль, что ему не позволили это сделать. Я часто общался и с Рудольфом, и Мишей, и Наташей Макаровой, несмотря на официальные запреты на общение с «убежавшими» на Запад артистами. Один раз, когда нам запретили, мы с Катей пришли в посольство и сказали, что пусть нас тогда сразу отправят в Москву, если нам нельзя посмотреть на выступления своих знаменитых коллег на Западе. Мы все равно пойдем, поскольку нам это необходимо профессионально. Нам разрешили. Видимо, там «наверху», знали, что мы сами никогда не убежим, поэтому на наши встречи закрывали глаза. К тому же наши коллеги из театра все равно старались незаметно прийти и посмотреть их спектакли. Ведь всем нам было интересно увидеть их выступления.
С Рудольфом мы иногда оказывались и в одних проектах, как было, например, на съемках с участием мировых звезд в Мантуе, встретились в одном городе, ужинали вместе, рассказывали друг другу о своих спектаклях. Иногда спорили. Я, например, не мог терпеть, когда он негативно отзывался о русской школе балета. Всегда говорил ему: «Ну как ты можешь! А кто тебя сделал таким танцовщиком?!». Потом Рудольф и сам не раз просил меня привезти ему из Москвы книги и пособия по народно-характерному танцу, которых у них там не было. С Наташей мы до сих пор очень дружны. Как и с Мишей Барышниковым – он очень отзывчивый человек. Однажды нашему коллеге понадобилась операция за рубежом – только там его могли спасти. Мы с Катей сами дали ему сколько могли на тот момент, но этого было недостаточно. Миша, не раздумывая, помог и дал недостающие деньги. Это спасло жизнь нашему товарищу. И позже Миша не раз помогал своим коллегам – ведь именно он помог А.Годунову и принял его в труппу АБТ, и не его вина, что у Саши там не сложилось. Я рад, что Миша продолжает выходить на сцену в другом репертуаре и другой ипостаси. Мне нравятся версии классики, которые делает Наташа. Мне жаль только, что мы с ними так редко общаемся, а в нынешней ситуации вообще непонятно, когда увидимся вновь – а годы-то наши уже совсем немолодые.
Владимир Васильев и Раиса Стручкова в балете «Лейли и Меджнун». Фото из личного архива Владимира Васильева.
— Как бы вы отнеслись к тому, если б кто-нибудь из хореографов поставил балет или режиссер снял фильм под названием «Владимир Васильев»? Как вы вообще относитесь к таким биографическим балетам, спектаклям или фильмам? Ведь о таких крупных фигурах в истории балета, к которым безусловно вы принадлежите, часто после их ухода снимают фильмы или ставят спектакли. Вспомним фильмы «Нижинскиий», «Анна Павлова», балет «Нуреев»…
– Не могу сказать, что фильмы, о которых вы говорите, меня удовлетворили. Вообще, ставить спектакли или снимать фильмы об исторических личностях, особенно, когда еще живы те, кто их хорошо знал, — дело сложное и чаще всего неблагодарное. Всегда есть риск несовпадения образа с реальным прототипом, приписывания герою того, чего и не могло быть. А ведь в отличие от придуманного образа, реальный – в любом случае требует правдивости. А то часто получается, что ради «красного словца»… Могу сказать только, что в современных версиях я пока удачных фильмов о балетных артистах не видел.
— Ваши отношения с Юрием Григоровичем… Известно, что в разное время они были у вас, разные. Как вы видите их с позиции прожитых лет сегодня?
– И тогда и сейчас я считаю Юрия Николаевича выдающимся хореографом и режиссером. Неоспоримый факт, как много он сделал для развития балетного искусства, и мужского балета в особенности. Я ему благодарен за все те роли, которые совместно с ним я имел возможность создавать на сцене. Мы жили и дышали одним творческим воздухом и во время репетиций, и в жизни. Мы могли обсуждать любые темы, высказывать друг другу наши пожелания и замечания – все это было только в плюс нашим отношениям. Очень долгое время я находился под влиянием его творческого видения. Но время идет. Мы все меняемся. И, наверное, в какой-то момент мы оба не заметили, что изменились и мы сами, и обстановка вокруг нас, и наши пути разошлись. Сейчас мы встречаемся только по очень редким случаям. Но я по-прежнему отношусь к этому замечательному мастеру с уважением. Кроме того, мы оба преждевременно потеряли своих спутниц жизни. И мне кажется, что старые обиды, недопонимание – все миновало и уже не имеет значения. Во всяком случае, для меня.
По-прежнему, в области балета мы впереди планеты всей
— Я недавно пересматривал ваши записи в балете Касьяна Голейзовского «Лейли и Меджнун» и до сих пор нахожусь под большим впечатлением. Мог бы этот балет при определенных обстоятельствах стать такой же классикой, как та же «Легенда о любви» или «Спартак»? Или этот балет более связан с личностями тех исполнителей (вас, например) на которых он ставился. Ведь «Спартак» входит в репертуар многих театров и сейчас, и некоторые исполнители, как, например, Карлос Акоста, отчасти приближаются по уровню исполнения, к вашему уровню. А вот станцевать так как вы танцевали в балете Голейзовского, вряд ли кому удастся…
– Работа с К.Я.Голезовским всегда была для меня большой творческой радостью. Думаю, что на сцене Большого или другого театра (не на огромной сцене Кремлевского дворца) балет «Лейли и Меджнун» мог бы тогда прожить долго. Отдельные сцены в нем были замечательные. Как, например, адажио и монолог Кайса в пустыне, который и был заснят. Эти кадры и по сей день – мои любимые. То, чем я сам до сих пор действительно могу быть доволен. А «Легенда о любви» — один из лучших спектаклей Юрия Николаевича, и он по праву остался в репертуаре Большого. Балет живет долго и не перестает волновать зрителя, когда все компоненты этого балета: музыка, хореография, режиссура замечательны и живут в органичной гармонии друг с другом. Хорошие исполнители только добавляют больше красок и полутонов в эту авторскую палитру. Спартак – тоже пример такого чудесного единения. И одного хорошего исполнителя роли Спартака в нем мало. В «Спартаке» не менее важен и Красс – именно в этом поединке героя и антигероя – замысел сюжета и режиссера. Мой Спартак вряд ли получился бы именно таким, если бы не было на сцене моего антагониста по роли – замечательного актера Мариса Лиепы.
— Сильно ли выросла с того времени, когда вы танцевали на сцене мужская техника?
– Если говорить о среднем уровне исполнительства и в мужском и женском танце, то он невероятно вырос. Но это общая тенденция. Посмотрите, что происходит в художественной гимнастике, спорте вообще. Нельзя только забывать, что балет – не спорт, и техника в балете – не самоцель. Техника – это основа, которая должна помогать созданию образа, без которого нет искусства. А образ в идеале – это сочетание высочайшей техники и актерского мастерства. Вот с актерским мастерством, с осмыслением каждого жеста, движения, взгляда на сцене сейчас часто возникают проблемы. Я думаю, что этому нужно очень серьезно начинать учить с первых шагов в школе. И, конечно, видеть и знать лучшие образцы актерского мастерства на балетной сцене.
— Сейчас ваше творчество помимо всего прочего выражается, в увлечении живописью. У вас прошло уже более 30 персональных выставок ваших картин. Как вы находите или выбираете темы своих будущих работ? Чем больше всего любите писать: маслом, пастелью или предпочитаете какие-то другие техники?
— Мое творчество сейчас в основном и заключается в занятиях живописью. Это уже давно не просто увлечение. И многочисленные выставки, и оформленные мной в качестве художника спектакли, концерты и вечера, и отзывы профессионалов – тому свидетельство. Новая постановка на музыку Моцарта – не исключение. Моя живопись, использованная в компьютерной графике, станет частью грандиозного декорационного решения этого спектакля. В последнее время я увлечен акварелью, хотя пишу также и маслом, и пастелью. С акварелью очень удобно и легко путешествовать по миру. Она со мной всегда. Сюжеты моих картин в большинстве своем – пейзажи. Все прекрасное, что меня окружает — красота, созданная природой или людьми. Она меня вдохновляет, возникает желание взять кисть и краски и попробовать передать ее на бумаге.
— На телевидении выходил, посвященный вам документальный фильм в четырех сериях «Большой балет», где вы очень интересно рассказываете о своей жизни и о Большом театре, в котором проработали более полувека. А книгу мемуаров у вас не было желание написать?
– Это больной вопрос. На протяжении многих лет мои близкие почти каждый день напоминают мне о моем обещании написать книгу мемуаров. Но все мое время сейчас поглощает живопись, а мемуары – это серьезное занятие не на один день. Забросить живопись так надолго я не могу. Вот и не получается засесть за книгу. Поэтому моя помощница нашла иное решение. Она собрала команду для работы над моим новым фильмом, в котором и будут мои воспоминания о прошлом. Осталось дождаться окончания карантина. Надеюсь, времени и сил на это хватит.
— Традиционный и, наверное, самый часто задаваемый вам вопрос, по-прежнему ли мы «в области балета впереди планеты всей»?
– Мы по-прежнему, в области балета очень сильны и, пожалуй, впереди планеты всей. Но уже не совсем так, как пел об этом Юрий Визбор. Ведь когда мы приехали на Запад с первыми гастролями, разрыв был невероятный. Но постепенно с развитием международных связей, приглашением наших педагогов в разные страны, и уже позже – с появлением Интернета, наша школа распространилась по всему миру. Нельзя забывать, сколько дали зарубежному балету и наши мастера. Сначала балетные из послереволюционной эммиграции, потом и наши блестящие танцовщики (Нуриев, Макарова, Барышников), уехавшие на Запад. Русская школа дала большой толчок развитию балета во всем мире, начиная с конца пятидесятых годов прошлого века. Теперь в Бразилии школа «Большой» кует балетные кадры, воспитанные на нашей традиции. И это замечательно. Если говорить о балетных труппах сегодня, то наши Большой и Мариинка, по-прежнему среди немногих лучших в мире. А отдельные замечательные танцовщики есть теперь во многих странах. Меня лет десять назад в Пекине на праздновании 50-летия китайского балета, куда я был приглашен, поразила их балетная труппа по высочайшему уровню и качеству исполнения. Так что нам нельзя просто почивать на лаврах. Главное, не забывать о своих традициях и своей истории. Они еще очень многое могут дать и многому научить, чтобы всегда быть первыми.