Рубрики Прoгнoзы aвтoрoв в oтнoшeнии Рoссии oптимистичны и, oчeвиднo, oснoвaны нa тoм, чтo мы лидируeм пo кoличeству прoвeдeнныx тeстoв нa кoрoнaвирус, нo нaxoдимся в кoнцe спискa пo кoличeству умeршиx. Крoмe тoгo, имeeм внутрeнниe рeзeрвы нe тoлькo для мoбилизaции oтeчeствeннoй систeмы здрaвooxрaнeния, нo и для пoмoщи другим стрaнaм.
В лучшиx трaдицияx oтeчeствeннoй фaнтaстики oднoй из сюжeтныx линий выступают национальные архетипы – в частности, коллективное бессознательное, апеллирующее к категории «русского чуда». Впрочем, как выясняется, чудо в наших условиях имеет вполне реальные предпосылки.
Мужик перекрестился раньше, чем грянул гром
Фольклорный русский мужик, как известно, благостен, несуетлив и склонен лежать на печи до появления чудищ. Но чудища в этот раз появлялись заблаговременно, ожидаемо и по одному, так что к появлению главного мужик успел подготовиться.
Например, в рассказе Андрея Мартьянова «Золотая баба» один из переживших пандемию героев прямо говорит, что введенные вовремя целевые показатели по строительству больниц, подготовке и стимулированию врачей позволили системе здравоохранения оказаться готовой к вызовам коронавируса.
Другая сюжетная линия – военная мобилизация. Герой рассказа «Рашен БРИК» Михаила Тырина, простой русский мужик Лапин, когда-то водил «гнилой автобус» и «жил на четырех метрах в общаге». А армия прошла модернизацию, у военных выросли оклады. Лапин польстился на высокий заработок, пошел водителем по контракту и во время пандемии спас многие жизни, оказавшись в центре российской гуманитарной операции на Балканах. И вот «русский кирпич» Лапин, сперва живший в нищете, а потом ставший героем и получивший высшие почести, объясняет иностранному журналисту, почему Россия почти не пострадала от пандемии, в отличие от других стран: «Они же, эти твои страны, как швейцарские часики – тонкие, аккуратные, настроенные. И не дай бог встряхнуть или уронить. А мы сто веков были как автомат Калашникова – в грязи, но не ломаемся».
Гвозди б делать из этих людей
Русская расслабленность компенсируется способностью сплачиваться перед лицом общей беды. В голодные годы и во времена войн народ проявляет свои лучшие качества, в том числе нечасто свойственную ему в мирной жизни дисциплину.
Эта черта национального характера прослеживается в рассказе Вадима Панова «Докшок» и ярко контрастирует с традициями европейских стран. Пока европейцы громко возмущаются ограничением их прав на свободу передвижений и не соблюдают введенные правила, русские понимают, что орать не время. Они привыкли каждое утро проверять публикуемый Федеральной карантинной службой уровень биологической опасности и не психовать в случае его повышения. Когда опасность минует, русские опять начнут: кто протестовать, а кто валяться на печи, но во время общей беды каждый делает то, что должен; такова вековая традиция.
Крайности либерального менталитета интересно отражены в рассказе Василия Орехова «День независимости». Здесь американские подростки называют аппараты ИВЛ, с помощью которых русские реанимируют американцев, «приборами для принудительного дыхания». «Те же приборы для насильственного дыхания, которых так не хватало в Штатах и которые якобы безвозмездно передали русские – да потому и не хватало, что в великом Городе на холме за всю его славную историю никогда никого ни к чему не принуждали, даже дышать», – размышляет юный американец, готовя теракт и будучи готовым к тому, что в случае неудачи русские его убьют. Но вместо этого русские проводят с ним воспитательную беседу и отдают родителям.
Ведь как сказал герой рассказа Андрея Лазарчука «Монтана»: «У нормальных людей как: отрицание-гнев-депрессия-торг-принятие. А у русских – анархия-паника-всё пропало-непобедимая армия». И процитировал фразу из фильма «Двадцать восемь панфиловцев», сказанную командиром во время безнадежного боя: «Спокойно жжем танки».
Преемственность поколений
Память о подвигах дедов как одна из русских скреп традиционно играет свою роль в преодолении напастей. Так, в рассказе Сергея Волкова «Трус не играет в хоккей» молодая женщина Валентина страшно боится, но ставит медицинские опыты на себе, думая о своем дедушке, который много лет назад ценой своей жизни создал вакцину от COVID-19. При этом в голове у Валентины внезапно крутится припев из советской песни «Трус не играет в хоккей», которую она, родившаяся в 2050-х, могла слышать разве что пару раз урывками.
Заложенные в детстве культурные коды часто предопределяют наше поведение в сложных ситуациях. Наверно, благодаря патриотическому воспитанию своеобразным заклинанием силы вместо «по щучьему веленью» становится «от тайги до британских морей…», что в кризис, согласитесь, гораздо полезнее для выживания.
Русская дорога
Сложная география и скверный климат исторически помогают России справиться с невзгодами. Наши расстояния и морозы в свое время сильно огорчили французов и немцев, а однажды спасли страну и от биологической угрозы – в повести Михаила Булгакова «Роковые яйца».
В случае с коронавирусом российские расстояния тоже сыграли свою спасительную роль. Так, герой «Золотой бабы» Андрея Мартьянова отмечает, что заразить весь Нью-Йорк вирусу было гораздо проще, чем добраться из Москвы в Дудинку. Действительно, не очень сложно соблюдать социальную дистанцию в регионах с плотностью населения полтора человека на квадратный километр.
В «Золотой бабе» обыгран еще один сюжет из русских сказок: спасение приходит откуда не ждали, от неких иррациональных сил. В роли жар-птицы и цветочка аленького выступает сверхкомпактный термоядерный реактор, который в глухом медвежьем углу нашли спасавшиеся от коронавируса молодые бестолочи. Подарок прислали из параллельной России будущего. Одновременно гораздо более полезный подарок прислали из прошлого без всякой мистики – это доставшееся России советское наследство в виде мобилизационной медицины. В условиях холодной войны количество больниц и запасы медикаментов были рассчитаны на одномоментные массовые поражения населения. Часть этого наследства сохранилась, что и дало России преимущества в сравнении с другими странами, где дефицит медучреждений ощутили моментально.
Закончить обзор хочется словами русского мужика из рассказа Михаила Тырина. Герой заметил, что после окончания эпидемии «народ какой-то другой стал». «Такое ощущение было, что всех бездельников в карантине вычислили и отправили за Можай хворост сортировать. Чисто как-то все стало. Словно дождь прошел».