Молчанием кричат. Интервью с актером и музыкантом Сергеем Бабкиным

Aктeр и музыкaнт, учaстник группы 5’nizza Сeргeй Бaбкин дaл интeрвью журнaлу Кoррeспoндeнт. Плюс – игрa сo свeтoм и xoрoшo пoдoбрaннaя музыкa, пoмoгaющaя рaсскaзывaть истoрию бeз слoв (тeaтр рaбoтaeт в жaнрe плaстичeскoй дрaмы, свoю интeрпрeтaцию кoтoрoгo eгo aктёры oпрeдeляют кaк фaнк-футуризм). Ну a глaвнaя кoмпeнсaция минимумa бюджeтa – этo мaксимум тaлaнтa. «Мы пoстaвили пeрeд сoбoй зaдaчу сдeлaть тeaтр мoдным, — гoвoрит Кoррeспoндeнту aктёр, рeжиссёр и oдин из oснoвaтeлeй тeaтрa Aртём Вусик. – У людeй oстaлся стeрeoтип, чтo тeaтр – этo чтo-тo нeинтeрeснoe, чтo-тo, куда заставляли ходить в школе. Мы существуем уже пять лет: поначалу было трудно, но сейчас мы отказались от всех лишних работ, каких-то халтур, ушли из гостеатров. К нам ходит много зрителей: в основном, у нас в Харькове всегда аншлаги». Три года из этих пяти в составе Прекрасных цветов – актёр, музыкант, участник группы 5’nizza Сергей Бабкин и его супруга Снежана, ранее вместе работавшие в харьковском Театре 19. Причём, как оказалось, Бабкина – медийное лицо, однозначно придающее театру веса, в труппу изначально… не очень-то хотели брать. Пошли посмотрели – вау, круто! И смешно, и тонко, и остроумно. И я их понимаю. — Я не замолчал, нет. — Я имею в виду, выбрали такой театр. — Я долгое время работал в разных «говорливых» театрах: 12 лет в Театре 19, три года в харьковской Русской драме после института, делал другие разные проекты помимо Харькова. И всю жизнь театр – это было, прежде всего, слово. Нас так учили. И, пока они, тела эти, ещё подвижные, давайте их использовать! Но режиссёр был против: всем хочется «взрослое» что-то делать, глубинное, степенное. У меня тело всё это время промолчало. И сейчас оно начинает просыпаться – так очень нехотя, не умеючи. Мы со Снежкой [Снежаной Бабкиной] просто смотрим, как ребята себя ведут, общаются – у них есть свой язык, они понимают друг друга с полуслова. Мы долго искали контакт, изучали их юмор – откуда он берётся, на что идёт упор: «пристройка» заняла много времени. Фото из архива театра Прекрасные цветы

Сергей и Снежана Бабкины в спектакле Draculа 

 

— И оно того стоило? — Конечно. Сейчас современный театр может даже составить конкуренцию кино, и это здорово. Техническая часть, которая ушла далеко вперёд, – очень дорогое удовольствие, — но в принципе сегодня же можно сделать спектакль нереальный! — Помимо театра вы продолжаете заниматься музыкой. Не так давно вашем репертуаре появились песни на украинском языке, а весной готовится к выходу новый альбом #неубивай. О чём эта пластинка? — О чём… Наверное, обо всём, что может вобрать, вместить в себя этот глагол – не убивай: всё, что человеку может прийти в голову, — всё правильно, всё туда. — То есть непротивление злу – это не зло? Зло тоже не нужно убивать? В себе хотя бы? — Ну как? И там припев: «Не убивай из диктофона мои записи – может, когда-нибудь они ещё станут песнями. Может, не до конца откровенно честными — как бы мне хотелось, — но всё о тебе». Всё. Эта песня могла бы называться… ну, Диктофон, к примеру — и тогда все вопросы отпали бы. Но назвали так как назвали, потому что эти слова – «не убивай» — рефреном через всю песню проходят. Она получилась весомая, и в итоге дала имя альбому. И, в принципе, вы интересный момент подняли. Да, может и в себе убивать что-то тоже не нужно – нужно исправлять. Фото Дмитрия Никонорова 

 

— Но вы же понимаете, что с таким названием альбома в стране, фактически находящейся в состоянии войны, на вас всё равно накинутся? — Та ради бога, пусть накидываются. — И сознаёте, что возможно повторение ситуации, в которой вы оказались в прошлом году, после интервью, которое группа 5’nizza дала телеканалу LifeNews, не зная, с кем общается? — То есть готовы ко второй волне всего этого? И, читая их, видно, как сложно вам было объяснить свою позицию – совершенно однозначно проукраинскую, но пацифистскую, — в ситуации, когда люди вокруг находятся в состоянии агрессии. Я в принципе не очень остёр на язык: мне трудно вербально донести свою мысль прямо сейчас. А с вербальным их выражением сложности бывают очень часто. А все же хватают за язык — прямо здесь, прямо сейчас – тебя никто не отпускает домой подумать. Пойман в сети, всё! — Вы из семьи военных. Ваша идейная — не сиюминутная, а давным-давно созревшая пацифистская позиция – откуда она? Это закономерность или странность, чтобы человек из военной семьи был принципиально настроен на мир? — Ну не знаю, бывает такое. — Может быть и хотел, но прямо об этом не говорил. После 9-го класса мне нужно было идти либо в музыкальное училище, либо в лицей, либо в армию. И он мне предлагал пойти в оркестр военного училища играть на флейте. Но я выбрал лицей искусств, окончил там 11-й класс. — Прошлым летом армия за вас всё-таки взялась: вы рассказывали, что вас вызывали на учения. Чем закончилось? — Ничем. Я просто не пошёл. — Вы говорили, что раньше не любили свой родной Харьков, а сейчас ваше отношение к нему изменилось. — Это как с детьми. Я очень люблю своих детей [у Бабкина их двое: сын Илья от первого брака и дочь Веселина  от Снежаны] — обожаю просто, больше всего на свете. Но бывают такие периоды, когда начинаешь думать: боже, ну когда уже у нас какая-то поездка куда-нибудь?! Детей по бабушкам развезли, вечером дома сами – вроде всё спокойно, легко: вещи собрали, такси вызвали – и замечаем, что мы разговариваем только вдвоём, и больше никаких звуков нету, которые есть обычно. Фото Дмитрия Никонорова  

 

— Это было ещё до Пятницы? Но как только мы начали ездить, видеть другие города, выступать там, я стал совсем по-другому смотреть на свой город. Мне стало хотеться возвращаться домой – потому что дома спокойно, потому что дома не шумно, потому что дома есть возможность спокойно поразмыслить, что-то придумать, собраться с теми, с кем ты что-то делаешь, творишь. Это город, где ты идёшь по улице, кого-то встретил – тебе улыбаются: «Здравствуйте» — «Здравствуйте». Какая-то такая штуковина… Ты знаешь кого-то, тебя многие знают, но никто не прыгает, не кидается. У кого-то он, может, такой, как у меня, у кого-то – мрачный, бандюковский какой-то, у кого-то – зажравшийся просто, где царит вседозволенность и всякая подобная хрень. То есть — для всех разный. Думаю, нельзя сделать так, чтобы он для всех харьковчан был одинаковым. — Нет, просто захотелось. Я просто понял другое — что не буду «чуваком из Пятницы». Да, когда я об этом говорил, то думал, что станут ассоциировать, но потом осознал — всё-таки нет.  Сейчас уже другое время. Почему он делает только это – на гитарке что-то бренчит, — а не делает всё, что может. За прошедшие годы я завоевал свою аудиторию, которая знает меня как меня, а не как кого-то откуда-то. — А 5’nizza для вас спустя 10 лет – это что? — Такая ниша, которая незаполненная всё равно… Она есть у меня в душе. И у Андрея, видимо. Мы не можем её закрыть в сольных проектах. Что бы мы ни пробовали за то время, когда Пятницы не было, но так у нас не получалось. И мы поняли, что такое может быть только в нашем соединении. Когда мы первый раз встретились спустя восемь лет — просто посидеть, попробовать, получится ли вообще что-нибудь, работает ли оно, — то сразу поняли: работает. Собрались – написали песню, на следующий день – ещё одну: так за неделю пять песен родилось. Хочется какой-то грязи, «рокоты», хип-хопа дурацкого. Баловства какого-то идиотского — которое в тебе есть, но которое ты просто так не открываешь. Потому что незачем или потому, что в своём творчестве ты весь серьёзный такой, а тут – игрульки. Но в текстах мы всё равно не допускаем какой-то банальщины. Нет, всё равно — мне очень важен текст!  

— То есть не говорить вы всё-таки не можете? — Получается, да: я нашёл себе такую нишу театральную, где можно молчать. Но не говорить я не могу. (Улыбается). Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена.

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Обсуждение закрыто.