Рубрики — Сeгoдня гoвoрил с eгo дoчкoй Рaeй – гoвoрит Пoпoв кoррeспoндeнту «МК» — Пoнимaeтe, у нeгo нeскoлькo лeт нaзaд нaчaл рaзвивaться Пaркинсoн. Эту бoлeзнь нe лeчaт. Eсть двa видa пoрaжeния мoзгa: Пaркинсoн и Aльцгeймeр. Oн стaл всё xужe и xужe xoдить, болезнь прогрессировала. Я к нему приезжал в Павловскую Слободу. Он только полчаса усаживался в мою машину, потом мы ехали с ним в какой-нибудь кабак, где я ничего не пил, а он-то выпивал. Не мог уже ходить. Нужно было его помещать в Дом престарелых, и сначала он лежал в каком-то жутком подмосковном доме, где было пять человек в палате. Затем всё же оказался в престижном Матвеевском Доме Престарелых. Там я его посещал раз или два раза в неделю. Он смотрел телевизор и в окно, читать уже не мог. Но придумал анекдот, расскажу вам: «Едут в поезде два человека. Один страдает Паркинсоном, другой Альцгеймером. Альцгеймер говорит: «Куда это мы едем?», а Паркинсон ему отвечает «Неважно куда едим. Самое главное, как из вагона выходить будем». Ясный мозг он сохранял до самого конца. С ним можно было беседовать обо всём, как и раньше. Я не говорил: «Ох, ты бедный, мой больной», а, напротив, матом друг с другом говорили. У него был диабет, упало давление и его отвезли на скорой в 67-ую больницу и там он пролежал почти месяц.
— Каким Кабаков был другом?
— Знаете, наша дружба была завещана нам Аксёновым. С ним он в 1970-е дружил по линии джаза, а я с Аксёновым провёл последние несколько лет перед эмиграцией. Мы с Кабаковым друг к другу как-то подошли, хотя мы с ним разные. Он всегда с иголочки одет, в кармашке платочек. Я же, наоборот, всегда ходил расхристанный. Сегодня в Пасхальное Воскресенье, я вспомнил историю, которую забывал многие годы. Когда церкви уже открыли, дайка думаю схожу на службу в храм у театра Ленком и подходя туда, встретил Кабакова, который следовал туда же. Я удивился, намекая ему на то, что он еврейской национальности. А Кабаков мне говорит: «Иду, потому что я православный». Он был абсолютно самостоятелен. Не был членом ни одного Союза писателей и только в последний год, когда болел и лежал в богадельнях, потому что Паркинсон у него бушевал, он решил вступить в Пен клуб, который я возглавляю.
— Вы вместе написали книгу об Аксёнове. Насколько сложно было работать вместе с Кабаковым?
— Мы работали над книгой года два. У меня была дача, и Кабаков практически каждый день ко мне приезжал. Выпивал двести грамм водки, а мне не разрешал пить больше ста. Мы не делали никаких домашних заготовок, определили двадцать одну тему: «Аксёнов и джаз», «Аксёнов и женщины» и так далее, но в книге не было «О, ты наш великий!». Мы писали сколько нам хотелось иногда час, иногда три. На книжке неплохо заработали. Подарочек нам с небес был от Василия Павловича.
— Как бы определи главные особенности прозы Кабакова?
— У него была потрясающая память. Он чётко и ясно знал детали. Он в этом смысле был арбитр безукоризненный: он знал какого размера были джинсы, что продавали в магазине в 1955 году. У него есть очень популярные вещи. Понятно «Невозвращенец», который принёс ему мировую славу, но мне очень нравятся его «Московские сказки». Он не по википедиям шарился, он всё помнил, как выглядели те или иные предметы, что ели в какие времена. Его не очень известный роман «Поход Кристаповича» — замечательная книга. Сначала действие происходит в 1930-е годы, потом в сороковые. Про некоего старого еврея, который, как паук сидит дома и по просьбе знакомых борется с ГБ и каждый раз побеждает. Понимаете, Кабаков был настоящий писатель. Сейчас таких почти нет. Ему нравилось получать деньги, но никогда бы он не стал ради успеха торговать своей рожей и судьбой.
Читайте также: Писатель Александр Кабаков умер в Москве